В шестой раз, отец творенья,

Магадэва сходят к нам:

Смертных радость и мученье

Да изведает он сам,

Да — как гость земного края —

Сохранит его закон,

И, щадя или карая,

Человеком будет он.

И город, как путник, везде обходил он,

На сильных взирал он, и слабых хранил он,

И вечером дале пускается в путь.

Вот выходит он — и вскоре,

Домы крайние пройдя,

Видит он — с огнем во взоре

Сладострастия дитя.

Он сказал ей: «Здравствуй, дева!»

— «Здравствуй, спутник, подожди!»

— «Кто же ты?» — «Я баядера:

Пред тобою дом любви».

Она ударяет в цимбалы и мчится,

Она так искусно, так страстно кружится,

Огибается, гнется — и кажет цветы.

Речь ее звучит отрадой:

«Милый странник, кончен путь!

Скоро тихою лампадой

Озарится наш приют!

Ты устал — тебя обмою,

Освежу тебя я вновь.

Что ты хочешь? — пред тобою

Отдых, радость и любовь!»

Она услаждает усталость и горе;

Божественный видит, с улыбкой во взоре,

Прекрасное сердце сквозь тяжкий порок.

Он услуг рабы желает:

Новой радостью полна,

Все веленья исполняет

Гостя юного она.

Так природы животворность

Плод выводит из цветка:

Если есть в душе покорность,

То любовь недалека.

Но строже я строже ее испытанья,

И радость, и ужас, и муки страданья

Послал ей постигший и глуби и высь.

Он в чело ее целует, —

И в душе любовь зажглась,

И стоит она тоскует,

Льются слезы в первый раз.

Обняла его колена,

В ней уж нет страстей земли,

И ее младые члены,

Истомясь, изнемогли.

И вот уж к отрадному празднеству ложа

Соткали, вечерние мраки умножа,

Густую завесу ночные часы.

Поздно отдых к ней приходит;

Рано пробудясь от сна,

На груди своей находит

Мертвым юношу она.

Страшный крик ее не в силе

Жизнь в умершего вдохнуть —

И уж к пламенной могиле

Тело хладное несут.

Она хор жрецов погребальный внимает,

В безумьи бежит и толпу раздвигает.

«Кто ты? И к могиле стремишься зачем?»

Протеснясь в средину круга,

С воплем падает она.

«О, отдайте мне супруга!

Я за ним пришла сюда.

Как! огню ль пожрать, пылая,

Этих членов красоту?

Мой он был, моим звала я,

Ах, но только ночь одну!»

Жрецы вторят гимны: «И старцев согбенных,

Измученных жизнью, годами смиренных,

И пылкую юность к могиле несем.

Вспомни голос нашей веры:

Не был он супруг тебе;

Долга нет для баядеры,

Покорись своей судьбе:

Лишь за телом, провожая,

В царство мертвых тень сойдет,

Лишь супруга, исполняя

Долг, супругу вслед идет.

Гремите, дромметы, священные песни.

Примите, о боги, цвет жизни прелестный,

Примите во пламени юношу к вам!»

Так безжалостно ей муки

Умножает строгий хор,

И она, простерши руки,

В жаркий ринулась костер.

Но из пламенного кругу

Дивный юноша встает

И прелестную подругу

На руках своих несет.

С весельем раскаянье боги приемлют,

Бессмертные падших нередко подъемлют

В объятиях пламенных к светлым звездам.